Анатолий ЯКОВЛЕВ ©
ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ
П
ериод Развала закончился.С тех пор, как новоизбранный президент-2004 раскланялся на все тридцать два румба кепкой и Москва, как собака блох, отряхнула с шерсти российские регионы, как-то само собой я оказался гражданином Балтийского Ордена, государства, которое звёзд с неба не хватало, но
зажило вполне суверенно и достойно, в отличие, например, от Приморской Республики, скоро аннексированной то ли Китаем, то ли Японией.Я не эмигрировал в Нечерноземье, в Союз Красных Российских Республик, не вступил в Русские Катакомбные Дружины, возглавляемые попами-расстригами со слюнявыми бородёнками и умеющие разве что получить по зубам на очередной “секретной” сходке от парней с крестами и розами на погонах, я не надиктовывал обличительных речёвок для всевозможных “голосов”… я не сделал ни одного лишнего телодвижения - и стал корреспондентом ведущей газеты Ордена “Янтарная тропа” в США.
Я находился в Америке не потому, чтобы это было жизненно необходимо моему молодому государству, а потому, что уважающее себя государство, гражданином которого я имел соображение и родословную стать, содержащая уважающую себя ежедневную шестнадцатиполосную газету просто обязано было отправлять эту приятную международную формальность.
Я находился в Америке вторые сутки, находился в захолустном городке Гайл в сорока пяти милях к юго-западу от Нью-Йорка, и я подыскивал пока “магистральную тему” для своей первой статьи. Америка жила своей жизнью, Америка помешалась на том, что новый президент в юбке трахнул какого-то парня или какой-то парень трахнул нового президента – мне это
было до лампочки. Эти темы не вызывали во мне профессионального интереса, конечно, они волновали меня, как обывателя, и я даже испытывал некоторую зависть к стране, которая всерьёз обсуждает тему сексуальной валентности своего босса, в то время, как Балтийский Орден готов был объявить войну Западно-Сибирскому Царству из за цен на сырьё для нефтеперерабатывающих заводов. Резервы демократии неисчерпаемы. Конечно, нужно отгрохать домину, нужно капитально обжиться, чтобы иметь силы и желание реагировать на зловредный дух соседа. В тундре запахи относят ветра.У меня было время поразмышлять…
Двадцать долларов суточных позволяли мне раз в два дня болтать ногой у стойки бара на углу третьей и Фиолетовой улиц, бара со странным и, на мой взгляд, не слишком умным названием “О двух концах”, болтать ногой и пить водку из аккуратных стаканчиков с наколотыми на горлышки подсоленными финиками…
Сегодня был мой день.
После второго около меня остановился очень немолодой, но высокий мужчина с небольшим, проницательным лицом аскета на длинной, как огурец, голове. Он безапелляционно уставился на меня. Я поднял брови.
- Вы журналист, - сказал “аскет”, - только журналисты и “белые воротнички” таскают с собой ноутбуки, но “белым воротничкам” нечего делать в нашем городке. Тем более, наш городок нечасто посещают граждане… - “аскет” уставился мне на грудь и развёл руками.
Я вспомнил, что на груди у меня болтается иссиня-золотой “лейбл” моей страны, карточка журналистской аккредитации… давно нужно было её снять – за объяснениями этому долговязому с какой луны я свалился можно испортить вечер… Американцы ведь читают газеты с последних полос – так нам, кажется, говорили.
- Я из России! – успокоил я долговязого, - знаете, у нас в каждой республике сейчас…
- Да, да! – долговязого аскета явно обрадовала простая отгадка, - это прекрасно, в конце концов и у нас каждый штат имеет свою конституцию… Я, кстати, преподавал когда-то в местном колледже. Экологию!.. Если вам угодно – Гюнтер Шайзе.
Мы пожали друг другу руки.
Я улыбнулся:
- Немцы нужны Америке?
- Так же, как русские балтийскому Магистру… - Гюнтер умел делать ходы, - Но я родился здесь. И мой дед родился здесь… Америка слишком большой сундук, чтобы открыть его было по силам одним испанцам!.. А вы здесь недавно?
- Довольно-таки...
Гюнтер Шайзе вздохнул.
- Америка – большая страна. Слишком большая, для таких маленьких городков, как наш. Вы не разделяете моё мнение?
- Я многого ещё не понимаю… но меня многое удивляет!
- Удивляет? Здесь?..
- Хотя бы… - я хотел было “проехаться” насчёт внимания американцев к приватной жизни своего президента, но сообразил, что Гюнтер, как коренной американец… - хотя бы название этого кабачка – “О двух концах!”. Странное название…
- О! Вы любознательны!.. - Гюнтер поднял палец, - история маленьких городов, это история их старожилов! Мне восемьдесят лет и я не уверен, что мой отец не бегал в коротких штанишках на лужайке, которой было когда-то это милое заведение… а название этого бара… оно родилось на моих глазах! Не сочтите меня болтуном, мистер…
- Ах да… Моя фамилия… для вас я просто Джек… - я опять протянул Гюнтеру руку, но Гюнтер не заметил моего жеста, он смотрел сквозь меня.
- … не сочтите меня старым болтуном, мистер… но я расскажу вам эту историю!
- Конечно! – всё-таки я был журналистом, я второй день проедал мои суточные, а мой “винт” был пуст, как Вселенная. И я открыл ноутбук.
Старику явно не понравился мой журналистский азарт, он предупреждающе указал рукой на ноутбук… но передумал.
- Тогда не сочтите за труд заказать мне пару бренди, мистер…
- Джек.
- Да-да… вы слышали об этой ужасной американской скаредности, у нас всё продаётся, тем более информация в наш суперпросвещённый век… Я не дорого беру, правда? – Гюнтер напялил на нос очки и взгляд его стал хитрым, как у черепахи.
- Вполне…
- Э
то произошло в конце тридцатых годов, мистер… мистер Джек. А тридцатые в Америке чего-то да значили, поверьте мне. Это было время здоровенных дешёвых лимузинов и весёлых уличных банд, которые увешивались золотом, как рождественские ёлки… женщины на ночь тогда стоили десять долларов – и какие женщины – каждая из них была Мерилин из фильма... ну, вы помните Мерилин?… Тогда не научились ещё набивать груди силиконовым дерьмом… и вообще, я был тогда молод, просто молод, и все мы были молоды, как сама Америка… Америка – большая страна! Она не живёт от восхода до заката. Она умеет обрести второе дыхание и она уже обрела его, поверьте мне…- Вы патриот своей страны господин Шайзе.
Гюнтер расхохотался.
- Да, я настоящий патриот, и поэтому каждый вечер выпивал три бренди в настоящем американском баре городка Гайл на углу третьей и Фиолетовой улиц, в баре с настоящем американским именем “Джангл” – так он тогда назывался, этот бар. Хозяином бара был Бен Вудли – ему повезло, что он отдал концы в пятидесятых, за долго до… а, впрочем…
Большой Бен, он был моим хорошим другом, хотя в нашем городке не было парня, который не называл бы Большого Бена своим хорошим другом. С тех пор, как у Большого Бена умерла жена, которая всю жизнь вынимала рюмку у него изо рта, Большой Бен бросил пить – и это был единственный его недостаток. Большой Бен умел поддержать компанию беседой, он знал все последние новости и умел так рассказать их, что посетители просто катались со смеху. К тому же Большой Бен был щедрым малым – он держал благотворительный столик. Бесплатный столик для нищих. Говорили, правда, что щедрость его хорошо окупается – на свой благотворительный столик он списывал уйму всякой снеди, которая, как всякая богоугодная акция, не облагалась налогом… ха-ха… но мы то, парни Гайла прекрасно знали, каким дерьмом наполняет Большой Бен жестяную миску на своём благотворительном столике. Что ни говори, но в нашем городке собаки не умели держать ложку. Одна Блохастая Моника лакала из этой миски, лакала каждый вечер… та самая Моника Рашман, которая, говорят, прежде держала семейную портняжную, но допилась то того, что не могла по утрам вдеть волос в баскетбольную корзину… бедняжка, в семидесятом году она отравилась какой-то автомобильной дрянью…Старик на минуту задумался.
- Тогда, в ноябре девятьсот сорок восьмого мы сидели в баре – я, студент колледжа, преподавать в котором имел честь три десятка лет назад, начинающий практику врач Тедди Старк, второй муж моей первой жены Белинды – так это бывает – и лесоруб Джонни, просто Джонни, самый славный парень, которых я когда-нибудь знал, у которого мой отец ссудил тогда триста долларов на мою учёбу, но так и…
- Ваш отец не вернул денег?
- … в 1970 году Джонни сгорел в собственном домишке… а его жена пропала. Его чокнутую жену искал потом целый Штат, но… говорили, что это она сожгла беднягу Джонни, она была совсем чокнутой, его жена, но Джонни любил её. Он вообще любил покрепче… , - Гюнтер вздохнул, - … мы выпили уже на двадцать два доллара, когда в бар зашёл этот… Он был точно не местный, потому что в нашем городке в ноябре не было принято носить широкополые шляпы и белые плащи, он был не местный, этот верзила, и он был красив, как Бог после душа и глаза у него были голубые, как небо на рекламе “Мальборо”… Мы все заткнули глотки, как будто в наш муравейник свалилась оса, а тот, с глазами цвета рекламного неба сел спиной к залу вон за тот угловой столик и заказал две содовой без виски и выложил под нос Большому Бену сотенную, новенькую, как из-под утюга и заложил ногу на ногу. Он был настоящий янки, этот чужак, НАСТОЯЩИЙ ЯНКИ!
Он заложил ногу на ногу и мы все снова зачирикали, потому что, подумаешь, что некий придурок выбросил новую сотенную за две содовой без виски… Мы держали марку, - Гюнтер задумался, - А потом в бар вошёл шериф Арчибальд Мак-Даун - и все опять замолчали. Ты знаешь, почему все опять замолчали?
Я пожал плечами. Гюнтер нахмурился.
- Арчибальд Мак-Даун… он не был крутым парнем, в каких играют эмигрантские детишки, пока их предки надраивают штиблеты респектабельных янки, но он был копом и к тому же психом, он был самым главным психом из всех копов, каких я знал, и главным копом из психов… хотя это одно и то же… Вдвойне психом он стал после того, как ему прострелили задницу.
Я не смог сдержать улыбки.
- Он бежал с поля боя?
- Сынок, - Гюнтер перегнулся через стол, - Арчибальд Мак-Даун никогда не бежал с поля боя. Он был психом, но он был храбрым парнем – это точно. В ту ночь он перехватил в каком-то переулке шайку грабителей, этих бестолковых уличных подонков, которые играют в жизнь, как в войну. И Мак-Даун устроил им войну, настоящую маленькую войну, он загнал их к стене, как на расстреле – он умел выбирать позицию, этот шотландец, и ему чертовски, чертовски везло - его “Кольт” кипел - он уложил, как шпалы, всех пятерых, и в горячке даже не заметил как одна из пуль – одна из тех больших пуль, которыми набивают свои “помпы” уличные подонки, срикошетив влетела ему в задницу, представляешь?
Гюнтер ухмыльнулся
- Это не совсем смешно.
- Конечно, в этом нет ничего смешного, но полгода после этого завсегдатаи кабака “Джангл”, говорили ему, что у него под килтом, как у бабы, две дыры. А шотландцы не любят, когда их килты называют юбками, очень не любят…
Да, в этом правда нет ничего смешного, потому что когда задница зажила, сержант Арчибальд Мак-Даун стал шерифом нашего городка и вместо казённого “Кольта” навесил на пояс два здоровенных “Смита-Вессона” времён Дикого Запада, похожие на ружья, которыми мой дед бил кабанов, когда те ещё водились на высоком берегу нашего ручья... В Нью-Йорке или даже Чикаго шериф Мак-Даун закончил бы службу в психиатрической лечебнице, но в нашем городке каждый выбирает сам из чего ему стрелять и из чего быть застреленным. Каждый вечер шериф брал напильник и тупил пули своих револьверов, эти громадные тупые пули… они кости вышибают из человека, как косточки из сливы – я точно говорю. Вы слышали, что Арчибальд Мак-Даун сделал с мистером Гроцци?
Я пожал плечами.
- О, мистер Гроцци был большим человеком! Он был, конечно, приличным дерьмом, этот мистер Гроцци, но нашем городишке уважали его, потому что он был другом самого мистера Джоакомо Бертолини, того самого Бертолини, который в сорок пятом отправил в Европу целую баржу презервативов и солёной крольчатины для парней нашего Французского корпуса и получил за это орден Армии Спасения, и которого в сорок восьмом должны были вздёрнуть в Детройте, как организатора крупнейшей на Восточном побережье сети наркоторговли. Но мистер Бертолини бежал в Алжир и даже прислал оттуда письмо своему другу, уважаемому мистеру Гроцци. Хотя, - Гюнтер перешёл
на шёпот, - сдаётся мне, что мистер Гроцци был одним из сыновей мистера Джоакомо Бертолини, об этом у нас много говорили, а у мистера Бертолини было много сыновей, знаете ли…- А мне плевать, чьим сыном был мистер Гроцци, хотя бы вашим, мистер Гюнтер - я почувствовал, что не скоро узнаю тайну названия бара – скорее, узнаю, что немцы бывают болтливы, как итальянские папарраци – кафедра его определённо испортила, - мы уклонились от темы нашей беседы.
- Хорошо… - Гюнтер потёр виски, - закажите мне ещё пару бренди безо льда и… в узких стаканчиках, чтобы держался запах… так, о чём я рассказывал?..
Я придвинул старику два бренди и добрый гамбургер.
- Шериф Мак-Даун вошёл в бар и попросил пива.
- И все замолкли, потому что не далее, как два назад, шериф превратил в железный помидор, фаршированный человеческим мясом красный “Ягуар” мистера Гроцци, когда мистер Гроцци отказался выйти из машины, положить руки на капот и раздвинуть ноги, а вместо этого рассказал шерифу об его личных, мистера Гоцци, сугубо личных отношениях с его, шерифа Мак-Дауна мамашей…
- Что было дальше? - я правда, начинал терять терпение.
Но старик Гюнтер меня не слышал, он опять потёр виски, будто пытаясь ухватить что-то в памяти, как крысу за хвост.
- … правда, мистер Гоцци оказался пьян и в карманах его костюмчика, простенького такого костюмчика от “Волшебницы Кристи”… нашли три пистолета, и под левым носком – ещё один, и две из этих четырёх пушек были сняты с предохранителей, а одна стояла на боевом взводе… да и письмо мистера Бертолини у него нашли, деловое такое письмецо, которое очень не понравилось окружному прокурору и которое ребята из ФБР везли в Вашингтон в броневике, как профсоюзную зарплату… Словом, Арчибальд Мак-Даун снова легко отделался – он был удачлив, чёрт его побери... он был дьявольски удачлив!.. Его лишили на месяц жалования за стрельбу не из табельного оружия и дали премию, размером в двадцать четыре месячных жалований за ликвидацию мистера Гроцци, который оказался… - Гюнтер искренне развёл руками, - кем он оказался, этого я не знаю… этого никто у нас в городке не знает, потому что если бы кто-нибудь это знал, я бы тоже знал это. Но на свете есть две субстанции, которые умеют держать язык за зубами – это лабораторные мидии и ребята из ФБР…
“Поучился бы у своих мидий искусству экономить слова”, - подумал я.
Гюнтер аккуратно, как занозу выкусил, отхлебнул из своего узкого стаканчика и, будто прочтя мои мысли, надолго замолчал.
- Когда шериф Мак-Даун попросил Большого Бена налить ему большую кружку пива, его любимую кружку, Большой Бен совершил большую ошибку. Наверное, Большой Бен был не в духе, он частенько бывал не в духе, Большой Бен, с тех пор, как бросил пить… Он не долил шерифу Арчибальду Мак-Дауну на палец, всего на один палец до выпуклой надписи на стекле большой кружки, что-то вроде, “настоящая пивная кружка, сделанная на родине настоящего пива на стекольном заводе Мак-Дарлинга в Глазго…”
- Ну и что?
- Погодите! – Гюнтер торжественно поднял руку, как будто обещая говорить правду и только правду, - я не досказал… “… на стекольном заводе Мак-Дарлинга в Глазго, где знают толк в пиве и НАСТОЯЩИХ МУЖЧИНАХ, которые наливают до самой ватерлинии”… понимаешь, это была такая большая весёлая шотландская кружка, с надписью, сделанной в виде ватерлинии – как на кораблях. И как на корабельном борту там была такая… табличка… вроде щётки, не знаю, как она правильно называется, но если на кораблях указывают ватерлинию для моря, пресных вод и чего-то там ещё, то на кружке было только две чёрточки – тот самый НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА и МОЛОКОСОС…
Ты понимаешь?- Не совсем…
- Большой Бен не долил пива только на один палец, на один палец до ватерлинии. Он налил пива аккурат до слова МОЛОКОСОС.
- Ваш Большой Бен был большим шутником, - я улыбнулся.
- Да, старина Бен был шутником, но назавтра от на Библии готов был поклясться, что не долил пива только потому, что две недели назад у шерифа Мак-Дауна не оказалось в кармане десяти центов, чтобы оплатить ЦЕЛУЮ кружку пива. Он хотел намекнуть на долг шерифа Мак-Дауна, и было трагическим совпадением, что пива на десять центов уместилось как раз в одном пальце от НАСТОЯЩЕГО МУЖЧИНЫ. В конце концов, бармены не обязаны читать надписи на своих кружках. Теперь ты понимаешь?
- Понимаю…
- Тогда шериф Арчибальд Мак-Даун поднял кружку и вылил её в лицо Большому Бену, вылил как помои из окна. Большой Бен открыл рот, но потом закрыл рот, вытерся махровым полотенцем, знаешь, которыми вытирают иногда стойки, пока клиенты понимают толк в чистоте; он утёрся и сказал то, что должен быть сказать всякий уважающий себя хозяин бара. “Я хозяин этого бара”, - сказал он шерифу Мак-Дауну, - “и я не позволю, чтобы каждое дерьмо умывало меня моим пивом, будь оно, пиво, трижды оплачено”. Он погорячился, конечно, насчёт “дерьма”, но он сказал правильно, потому что клиенты в барах заказывают пиво, а не душ для хозяина. Но потом Большой Бен сказал то, что ему не следовало говорить, совсем не следовало, потому что он сказал “убирайся из моего бара, клетчатая бабочка”. Он очень неправильно сказал, Большой Билл, потому что клетчатая – это про шотландский килт, а бабочка – так в нашем штате зовут перелётных мотыльков в юбках и с жирными бёдрами, которые кочуют из постели в постель. “Клетчатыми бабочками” шайки черномазых называют шотландских эмигрантов, которые только могут, что орать на любом углу проклятия Альбиону, а сами пересоленными селёдками кормят их, увешанных золотыми болтами нигеров… - Гюнтера затрясло.
- И что же произошло? – я положил ладонь на руку Гюнтера, - что же произошло потом?
- Я преподавал экологию в нашем маленьком колледже. Но это приличный колледж, - сказал Гюнтер.
- Я знаю… - моя ладонь потяжелела.
- Я бывший преподаватель колледжа… И я рассказываю тебе, журналисту независимой страны, сейчас сущую чепуху… которая может меня… в твоих глазах…
- Гюнтер! – я улыбнулся, - Мы выпили столько, что оба готовы к любому повороту в твоей истории!
- Потом шериф Мак-Даун отошёл на десять шагов от стойки и хлопнул себя по бёдрам, по своим огромным киношным револьверам на бёдрах… И тогда Большой Бен побледнел, потому что понял, что совершил большую ошибку, и мы все поняли, что Арчибальд Мак-Даун отступил на десять шагов, чтобы пули не срикошетили от стены… Большой Бен сильно побледнел, когда Арчибальд Мак-Даун хлопнул себя по бёдрам и оттопырил большие пальцы рук.
- Оттопырил большие пальцы?
- Да, он оттопырил большие пальцы… Будь ты американцем, ты бы знал, что это значит, когда ковбой оттопыривает большие пальцы… И Большой Бен это знал, но он не потерял марки, иначе он не был бы Большим Беном, хозяином бара “Джангл” на углу третьей и седьмой улиц, и он опять сказал шерифу то, чего не должен был говорить, но тогда все мы поняли, что уже всё равно, и Большой Бен это понял, понял, что раз уже всё равно, то он может сказать всё, что угодно, и сказал шерифу что-то вроде того, что “ты можешь
выстрелить хоть из члена, ублюдок, но ты уберёшься из моего бара”.И в тот момент, когда Большой Бен сказал про то, “хоть из члена”, подал голос чужак, сидящий спиной, этот настоящий янки. “Это неплохая идея, насчёт члена, Большой Бен”, - сказал Настоящий Янки в широкополой шляпе, - “ЭТО СОВСЕМ НЕ ПЛОХАЯ ИДЕЯ”. Он сказал это громко, как будто за его спиной не стоял шериф Мак-Даун с оттопыренными большими пальцами на руках. Он так громко это сказал, что нам всем показалось, что сказал это кто-то у нас в головах. И тогда по маленькому бару пошла рябь, как это бывает при замедленной съёмке в кино, знаешь, это называется стробом, и мы увидели, как шериф Арчибальд Мак-Даун обернулся на голос Настоящего Янки, увидели, как он отвернул голову, прикинув, сколько пуль должно остаться в двух его огромных револьверах, чтобы выпустить их в белый плащ за его спиной… шериф здорово понимал в стрельбе, чёрт его побери… мы увидели, как широкие ладони Мак-Дауна упали на бёдра и стали подниматься… как оттопыренные большие пальцы поддели замки кобур, высвобождая револьверы, и как остальные пальцы сноровисто выхватили из кобур…, - Гюнтер захохотал.
- Гюнтер! – я горел нетерпением.
… вместо револьверов он выхватил два конца… два настоящих члена… свой даю на отсечение - не муляжа, нет, а два живых мужских члена в состоянии, в котором граждане, не имеющие медицинской страховке в “Фонде искусственного осеменения” обычно делают наследников семейного бизнеса… Это были роскошные члены, калибра, которого и не дул Дикий Запад со всеми его револьверами и ковбоями… Теперь вы поймёте, почему Большой Бен назавтра заказал эту вывеску - “О двух концах”?.. Ха-ха-ха!.. И эти револь… эти члены выплюнули в лоб Большому Бену пару тех пуль, которыми мужчины заряжают свои штуковины… они кончили прямо на лоб Большого Бена, прямо промеж глаз… - Гюнтер согнулся пополам, его душил смех - … шериф и здесь не промахнулся, чёрт побери – я же говорил вам, что он был отменным стрелком!..
- О, господи! – рассмеявшись, я захлопнул ноутбук, - в вашем колледже умели работать с аудиторией, господин Шайзе!
- Нет, нет, это сущая правда, мистер… я предупреждал вас… Мы все тогда захохотали так, что даже Блохастая Моника оторвала голову от своей миски… Мы никогда не видели психа Мак-Дауна таким… он совсем растерялся – он был не из тех людей, которые любят садиться в лужу… он машинально вложил свои… – ха-ха-ха! – свои члены в кобуры и выбежал из бара …лучше бы он бросил это… из чего стрелял, наш шериф, потому что, хотя в нашем городке у мужчин и не принято держать в руках чужие концы, но мы с удовольствием убедились бы, что это был не бред…
Гюнтер вдруг стал серьёзен:
- … тот Настоящий Янки покинул бар тихо, как привидение. Может быть, мы просто не заметили за общим весельем… но… его и след простыл.
Я улыбнулся, но старик смотрел исподлобья.
- Эта история перелопатила наш маленький Гайл, как рыболов навозную кучу. В 1970 году… а, впрочем…
Гюнтер вдруг рассеянно засобирался.
- Опять тысяча девятьсот семидесятый год?!. Вы оставляете мне кучу вопросов!.. – я закричал это не вполне вежливо, потому что от выпитого у меня уже кружилась голова и Гюнтер раздосадовано скривился:
- Так сколько стоила вам моя история, мистер русский журналист?..
Я потянулся за меню.
- Не утруждайте себя. Она стоила вам ровно двадцать долларов и двадцать один цент – это моя ежевечерняя норма, - Гюнтер поднялся и перебросил через руку плащ, - не считайте меня идиотом… и не разыскиваете меня специально – в 1970 году я покинул этот городок с одним бумажником в кармане и я за тридцать прошедших лет я три раза менял свою внешность… Я приехал сюда подыхать и рассказал вам эту историю не только потому, что она может дать вам круто сваренную пищу для размышлений… Впрочем, я не прощаюсь! Наш городок настолько мал, что не встретиться в нём могут разве что два дерева!.. И кстати, - старик покосился на ноутбук – засуньте эти свои железные мозги куда подальше… до лучших времён…
В волнении я поднялся.
- Но вы оставляете мне кучу вопросов! Почему именно этот – 1970 год? И какова дальнейшая судьба шерифа?
Старик с головы до ног ошпарил меня взглядом:
- С апреля 1970 года шериф Арчибальд Мак-Даун – бессменный директор ФБР… если вам что-то говорит эта аббревиатура.
И Гюнтер Шайзе вышел из бара, не обернувшись в дверях.
В
тот вечер я ещё трижды заказывал себе водки… Чёрт возьми! Я по-человечески понимал Мак-Дауна! Но после каждого стаканчика, я задавал себе один и тот же вопрос: какая сила помешала экс-шерифу, и всемогущему директору ФБР Арчибальду Мак-Дауну сменить дурацкую вывеску на заведении, которое терпеливо угощало меня подсоленными финиками? Пресловутое “право собственности” свободного общества? Впрочем, смотря кто и на кого этим священным правом владеет… Да и дьявол большой фантазёр на печати, скрепляющие его договора.